— облик —
• Путь Сутеха: 7
• Мировоззрение: жрец Тёмного Бога, превозносящий спокойствие, сострадание, рассудительность и самодисциплину. Видит путь к свободе души через очистительную боль и признание собственной натуры путём избавления от самообмана. Посвятил всего себя помощи и наставлению других последователей через испытание деградацией, страстями и желаниями. Искренне сочувствует тем, кто ещё не познал учение Сета, и из лучших побуждений стремится спасти заблудшие души, освободив их от рабства эонов. Порой сентиментален к мелочам, склонен к метафоричности и символизму в словах и жестах. 

Спокойная покровительственная улыбка, мягкий голос, взгляд понимания и нежного сочувствия. Всегда вежлив, доброжелателен, приветлив. С очень большим трудом можно назвать красивым в классическом понимании мужской красоты, но обладает особым очарованием и аурой спокойствия. В манерах иногда проскальзывает джентльменская старомодность. Из одежды предпочитает пошитые на заказ костюмы-тройки классического кроя.

— история —
• Сир: Леопольд фон Хассель
• Дитя: Виктор Валентайн, Элис Дюмон, Маркус Акоста

[indent] Вы когда-нибудь думали о том, как часто мы лжём себе?

[indent] Всё началось так давно. Вспоминаю того юношу, который верил — действительно верил — в то, что он может сделать мир лучше, и не могу не улыбнуться — мне нравился тот молодой человек. Многие ли из нас могут похвастаться тем, что не стыдятся воспоминаний о своей юности? Что же, мне нечего стыдиться, но я признаю и ту счастливую случайность, которая повлияла на всё: состоятельная семья, интеллигенция того времени, стойкий идеализм моей матери и острый, как хирургический скальпель, ум моего отца. Великолепное домашнее образование, которое я получил, наша восхитительная библиотека с книгами, стоящими на полках до самого потолка, и анатомические лекции, которые я вкушал с младых ногтей — стать жрецом Асклепия, как и мой отец, было не вопросом выбора, а естественной преемственностью поколений. Потому не удивляйтесь, что тот юноша-идеалист в свои шестнадцать отправился добровольцем в протеже военно-полевого хирурга при Красном Кресте. Моя родина сохраняла вооруженный нейтралитет в ту войну, но как можно было быть равнодушным и смотреть, как горит мир? Помню, как отец гордился моим выбором — он сам вытаскивал раненых с полей сражения, мы служили человечеству вместе, бок о бок, отец и сын, и у меня даже сейчас всё так же отчёливо стоит перед глазами образ его бело-красной повязки на плече.

[indent] После войны меня ждал медицинский факультет Цюрихского университета. Будет ли вам интересно слушать про те многочисленные часы лекций и практических занятий? Про то, как каждая клетка моего тела пропиталась миазмами формалина, лекарств и гнили плоти? Про лекции, что я слушал из уст мировых светил науки, которые стекались в Швейцарию, чтобы продемонстрировать свои новейшие изобретения и открытия в области физиологии, неврологии, трансплантации и хирургии? Это были славные годы, и я без ложной скромности скажу, что завершил своё обучение с отличием — я любил то, чем занимался, горел медициной и тем стремлением спасать жизни. Мой переход в больницу при университете был весьма очевидным решением, и если вам хватит знания немецкого, то вы сможете найти и почитать в архивах статьи, написанные мной тогда — об аневризме аорты, грыжах, предлежании плаценты. Долгие часы над операционным столом, гной и кровь, неудачи, смерти, потери, чудо рождения, спасённая жизнь — я, несмотря на весь свой атеистический скептицизм, верил, будто сама судьба направляла мои руки.

[indent] Что было дальше? Признаться, те годы я помню куда хуже. Работа, исследования, публикации в журналах, снова работа, работа и работа, брак без любви — не смотрите на меня столь удивлённо. Я был женат — мой отец к тому времени покоился в четырёх метрах под землёй, я был единственным наследником своей семьи и всего семейного состояния, и мне пора было задумываться о своих детях. Женщина, которая стала моей женой… Я помню лишь то, что у неё были красивые зелёные глаза — как изумруды из тех, что украшали её обручальное кольцо. Мы не любили друг друга, но связали себя узами брака и привели в этот мир трёх детей потому, что общество нам диктовало: именно такая жизнь правильна и пристойна, притворитесь, что вы счастливы и что именно так желаете провести все годы, пока смерть не разлучит вас. И я верил в ту ложь, ведь правда была невыносима — правда о том, кем я был на самом деле: гордец, влюблённый только в себя.

[indent] И вот сороковые годы. Нацистская Германия проходит своей армией по Европе, в воздухе пахнет кровью, грязью, смертью и пеплом сжигаемых евреев и прочих низших народов, недостойных жить. Очень похоже на сородичей и каинитов, не правда ли? Кто-то считает, что его кровь чище, и начинает судить остальных, вынося смертный приговор недостойным. Я, ведомый всё тем же чувством долга, снова был среди гуманитарной помощи Красного Креста. Да, я знаю о тех ошибках, что совершил Крест в военные годы — о посещении концентрационных лагерей, о том, что не всем военнопленным была оказана помощь, о проездных документах для нацистских преступников. Моя родина вновь не вмешивалась в ход всей войны, всё так же предпочитая нейтралитет, и я упрямо убеждал себя, что моё стремление как-то облегчить страдания людей это жертва, которую я плачу за равнодушие всей моей страны. А получив ранение в бедро, я думал, что с этой болью вырвал у жизни хотя бы какое-то искупление за чужие грехи. Ещё одна ложь, которой я позволил себя ослепить, но человеку свойственно быть слепым и потакать своим слабостям.   

[indent] После того, как та мировая кровавая бойня закончилась, истребив более пятидесяти пяти миллионов человек, я вернулся домой в Цюрих. Боль и хромота не способствовали тому, чтобы как и прежде стоять часами за операционным столом, а вокруг оказались тысячи людей, нуждающихся в лечение ран не только физических, но и душевных. Психиатрия наконец-то начала предлагать обществу научное и эффективное лечение тем, кто страдал заболеваниями разума. Сейчас мы называем те методы дикостью и ужасом: трансорбитальная лоботомия, холодные ванны со льдом, электрошок, репаративная терапия и инъекции сульфазина. Но тогда я был среди тех, кто верил в то, что всё, чем мы можем страдать, исходит от тела, в котором наш разум заточён — не от души. Я отрицал душу, не веря ни в какие божественные сказки и прячась за маской всезнающего глупца.

[indent] Наверное, именно моя упрямая убёжденность в том, что я якобы познал всю человеческую природу, орбитокластом рассекая связи между лобными долями и таламусом, опаивая пациентов морфием и хлорпромазином, и привлекла внимание Леопольда.

[indent] Мы месяцами переписывались, потом встретились и провели долгие ночные часы за беседой. Его привлекли мои изыскания и статьи — он похвалил мои труды, отзываясь о них как о смелых и прогрессивных шагах, направленных на познание души. Помню, как я тогда посмеялся над этим словом. Мне же было интересно вести беседу с человеком, который так тонко и ловко препарировал человеческое сознание, извлекая из разума индивидуума все страхи, желания и весь стыд, которыми он, казалось, никогда сам не страдал. Леопольд видел меня насквозь и разоблачил всю ту ложь, которую я так нежно лелеял годами. Его речи произвели на меня тот же эффект, что атомная бомба на бедную Японию, они уничтожили меня заживо — я не понимал, как работает его извращённый разум, почему аморальность всех его поступков, мыслей и суждений приводит меня в такой ужас, но в то же время и возбуждает. Экстаз, наслаждение, пресыщение, кульминация всех удовольствий, которые только можно испытать — я даже не подозревал, что однажды удостоюсь чести почувствовать столь сильные переживания и что они смоют с меня наконец все слои самообмана и лжи.

[indent] Что я познаю Откровение и поверю — по-настоящему поверю — в существование души.

[indent] Вы знаете, что такое настоящий гнев? Или подлинный ужас? О нет, вряд ли — я вижу по вашим глазам, что вы не понимаете мой вопрос. Не спешите спорить, лучше подумайте вот над чем: всегда есть нечто, что удерживает нас от настоящего проявления чувств. Мы кричим  в ярости — но не поднимаем руку. Или мы поднимаем руку для удара — но не убиваем. Мы смотрим в глаза тех, кого ненавидим — и покорно молчим, прикусив язык, сносим оскорбления, чтобы только не сделать ситуацию хуже. Нас воспитали таким образом, чтобы удержать нашу природу взаперти, подчинить душу и сломить волю — ведь рабами, коими вылепило нас общество, политики, власти и священники, управлять куда легче. И только сильнейшие переживания, уничтожающие социальные условности, способны нас освободить. Да, вот теперь вы понимаете, к чему я клоню: лишь убивая, мы ощущаем настоящий гнев. Лишь столкнувшись со смертельной опасностью, мы чувствую подлинный ужас. Всё, что мы можем контролировать, за что цепляемся в попытках сохранить мнимый контроль — это лишь маска, которую нас заставляет носить общество.

[indent] А теперь представьте сцену: вы возвращаетесь домой после тяжёлой ночи в операционной — коллеги не справляются своими силами и потому привлекли вас, хотя вы давно оставили скальпель. Вы снова и снова мыслями возвращаетесь к тому моменту экстаза, когда ваш дух был свободен, вырванный из цепей эонов. И вот видите в своей гостиной бывшего пациента — того, как вы думали, смогли спасти от всех внутренних демонов, терзающих его воспалённый разум. Он стоит над изнасилованными и окровавленными телами вашей жены и ваших детей. Топчет ваши рукописи, разрывает в клочья ваши статьи. Мочится на книги, которые вы написали. И смеётся вам в лицо. 

[indent] Я когда-то поклялся, что мои руки никогда и никому не навредят, что я не предложу яда больному и что я никогда не убью существо мыслящее. Очередная ложь. Очередной самообман. И сладостное мгновение освобождения — нужно было только отбросить цепи, которым я сковал себя добровольно.

[indent] Правда всегда болезненна. Наш разум воспринимает правду как инфекцию, начинает с ней бороться, и я лгал себе. Но Леопольд заставил меня принять ту правду, которую я так старался отрицать. Я пытался добровольно ослепить себя, но он не позволил и сказал смотреть на того человека, которым я был на самом деле. Жена, которую я никогда не любил. Дети, которых я никогда по-настоящему не желал. Убийство, совершенное не потому, что что мной двигало разбитое сердце — о нет, я убил того человека потому, что он оскорбил меня и смеялся надо мной. Нанёс вред тому, что я считал своим. Ударил по моей гордости. Во мне не было ни любви, ни сочувствия, ни горя по умершим — я лелеял лишь своё оскорблённое эго, и кто-то посмел отнять то, что принадлежало мне. Чистейшая ненависть к существу, что решило меня унизить. Смертоубийственная ярость, дарующая чистоту души в то мгновение.

[indent] Вот та правда, которую я не желал принять. Маска притворной сознательности, лицемерного милосердия и самовнушения наконец-то была сброшена.

[indent] Я не знаю, что Леопольд сказал полиции, когда та явилась на место преступления. Мне было всё равно — смерть человеческих существ тогда занимала мои мысли меньше всего. Куда важнее был момент божественного очищения. Мы покинули Цюрих под покровом ночи, и после неё он, мой проводник, мой сир, мой жрец, провёл меня по другим Вратам Мудрости, ведущим к истинному раскрепощению духа. Я умер на его руках первого марта тысяча девятьсот пятидесятого года, познав Откровение Крови.

~

[indent] Какими были мои следующие годы? Леопольд учил меня. Наставлял. Исповедовал меня. Мы побывали много где: Бельгия, Франция, Англия, Италия, Испания, Марокко, Алжир, Тунис, Ливия и конечно же Египет — на родине нашего прародителя. Леопольд познакомил меня со старейшинами нашего клана, он научил меня арабской вязи, таинствам каноп и магии — дару, коим Сет вознаградил своих детей. Молитвы, подношения в виде благовоний, крови и пива, ритуалы и чтения — вот чем полнились мои следующие годы. Я вновь чувствовал себя студентом, постигающим величайшую науку с рук мудрых наставников и терпеливых учителей. Я вспомнил того человека, который мнил себя всезнающим, а на самом деле не знал ничего ни о мире, ни о себе. Надо мной больше не имело власти то, чего я когда-то боялся или ненавидел — я вошёл в эти воды, как в Нил, и позволил им омыть себя полностью. Познание чужих и собственных пределов, поиск знаний и неистовая вера, божественное откровение, шепот Тёмного Бога, ждущего своего часа среди песков. Нельзя постичь бога в догмах, литаниях, гримуарах и чужих заповедях — его можно только ощутить самому. Я перестал обманывать себя: правда о Сете всё так же скрыта от меня и других его детей. Сутех не требует от нас слепой веры — он напротив настаивает на поиске и терзает своих последователей сомнениями, требует посвятить себя ночам исследований и изысканий, и каждая крупица знаний, что оказывается в наших руках, складывается в противоречивые мифы и легенды: мы узнаем об истинных желаниях Сета лишь тогда, когда он пробудится и сам пройдёт по выжженной земле.

[indent] А пока нам остаётся только срывать покров иллюзий с чужой души.
[indent] Познать Отчаяние того, что вы теряете всё.
[indent] Вкусить Желание того, что вы считали мерзостью.
[indent] Пережить Пресыщение всем, что приносило вам удовольствие.

[indent] Позднее, уже перебравшись в США, чтобы нести нуждающимся и заблудшим эонам Его слово, я подарил Откровения трём своим детям так же, как Леопольд подарил их мне. Я люблю символизм этого числа — три ребёнка при жизни, три дитя в посмертии. Они не стали счастливее  — когда это правда делала кого-то счастливым? Но они были мне благодарны за то, что познали себя. За то, что я дал им смысл жить — и нежить — дальше, показал цель куда важнее, чем бесконечные ночи праздности и скуки. Пускай сейчас наши пути разошлись, пускай их умы и сердца направили другие наставники, но когда мне или иному верующему требуется помощь, я обращаю свой голос в шёпот песков, и мои дети слышат меня — потому что Сет заповедовал всем своим потомкам вместе бороться с эонами.

[indent] Итак, наш разговор подходит к концу. Что же ещё можно сказать перед тем, как мы расстанемся сегодня? Позвольте подумать… Каждый из нас, живых и мёртвых, так или иначе сломлен. Но чудесный двадцать первый век подарил людям сознательный подход к этим ранам  — психологи и психотерапевты, врачеватели чужих душ. Вы улыбаетесь  — понимаю причину вашей улыбки: о нас, змеях, принято говорить дурно, мы ведь развращаем души, и вот люди сами выстраиваются в очередь и платят мне только за то, чтобы я слушал и направлял их. Когда-то нам приходилось искать последователей и вытаскивать наружу все тайны, что лежали в самом тёмном углу сердца, или препарировать душу почти что насильно — теперь же люди сами несут нам свои терзания. Прекраснейшая ирония, совершенно с вами согласен.

[indent] Это не последняя наша встреча. Надеюсь, вы получили удовольствие от нашей беседы. Как видите, я не столь лжив, как вы предполагали в начале этого разговора. Понимаю, от предрассудков тяжело избавиться. Но вот скажите, кто из нас больший лжец: вы, обманывающий себя снова и снова, слепой и дрожащий в страхе перед тем, что таится в вашем сердце  — или я, предлагающий вам освобождение от этой лжи? Я не тороплю вас с ответом. Подумайте. И возвращайтесь тогда, когда поймёте, что готовы принять правду о себе, а с ней и свободу.

— хроники: кровавая луна —

Ресурсы и связи:

[indent] Свою клановую принадлежность среди сородичей не афиширует, но и не скрывает. Порой оказывает молодняку психологическую помощь (за малые услуги или вовсе бесплатно).
[indent] Небольшая квартира на первом этаже в качестве официального убежища, а также приёмной для терапевтических сеансов. Подвальное помещение с холодильной камерой служит для проведения ритуалов и таинств. Запасное убежище — подвал сгоревшей текстильной фабрики на берегу Юниона.

[indent] Гули в сферах полиции, медицины, наркоторговли и связи с общественностью, наиболее приближённые:
• Дэниел Лэнг — владелец похоронного бюро “Стикс”
• Морган Вуд Киран — священник (пресвитер) католического храма
• Мэллори Левин — зоолог, ветеринар, таксидермист
• Чарли Флетчер Кингсли — драгдилер, мелкий барыга
• Джонатан Кэмпбелл — младший офицер полиции

[indent] Солидная библиотека, устойчивые связи с другими Последователями, поддерживает активное общение с собственным сиром и своими потомками:
• Леопольд фон Хассель — археолог, исследователь, историк, коллекционер. Исповедует Путь Экстаза
• Виктор Валентайн — владелец стриптиз-клуба “Эдем”, по факту сутенёр, занимается траффикингом, торговлей людьми и режиссурой снафф-видео. Получил Объятия в Лос-Анджелесе, в Сиэтл перебрался в середине девяностых, под маской тореадора хорошо общается с камарильскими сородичами.
• Элис Дюмон — журналистка скандального издания “Seattle Tatler” (жёлтая пресса, грязные слухи, провокационные новости). Получила Объятия в Портленде, переехала в Сиэтл вместе с Отто. Крутится среди смертного населения, с сородичами старается не сталкиваться.
• Маркус Акоста — бывший военный, ветеран Вьетнама, сетит-воин, торговец оружием и наркотиками, глава байкерского клуба "Гончие Астарота".  Получил Объятия в Сан-Диего, объявился в Сиэтле в двухтысячных, под маской сородича-брухи в основном ведёт дела с анархами.   

• Здесь будут новые факты

— дополнительно —
• Дисциплины: Серпентис [1], Присутствие [2], Затемнение [2], Акху [4]: Путь Змея-Искусителя [2], Путь Единства с Сетом [2]
Ритуалы:
первый уровень:
- Молоко Сета
- Отвар Тифона
- Слово Тёмного Бога
- Начертать книгу Сета
второй уровень:
- Сны о Дуате
- Отворение рта
- Молоко Сета
третий уровень:
- Подготовка каноп
- Эликсир связанных душ
четвертый уровень:
- Расчленение Осириса

• Достоинства: Вызывающая привыкание кровь, полиглот (немецкий, французский, романшский — родные; английский, арабский, кеметический, латынь)
• Недостатки: хромота (левая нога, последствие ранения в бедро во время Второй Мировой)

• Слабость: тяжелейшая аллергия на любой яркий свет, особенно на солнечный

---

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

• Есть ли вам 18 лет?
Давно уже